Дым старинного камина (Авторская сказкотерапия) - Страница 87

Оглянулась она и не увидела своего возлюбленного. Вместо него, раскинув ветви, стояло посреди поля большое дерево Гинго. Села Бригитта у корней его и уснула. Громкий голос разбудил ее. Увидела она всадников, окруживших ее.

– Откуда здесь взялось дерево? Еще вчера вроде бы его здесь не было. Впрочем, удачная находка, будет на чем дичь зажарить.

Поняла Бригитта, что это охотники, в чьих владениях она оказалась. Стала просить их не трогать дерева, но в ответ лишь смех услышала.

– Это мои угодья, и все, что здесь, – мне принадлежит по праву! – заявил один из всадников.

Соскочил он с коня и, схватив топор, ударил по дереву. Из рубца кровь хлынула.

– Остановись, рыцарь, во имя неба, разве ты не видишь, что жизнь губишь? – закричала Бригитта.

Но охотник еще раз взмахнул топором. Не помня себя, бросилась к нему девушка и ударила в спину кинжалом. Как зверь, захрипел охотник и пал. Схватили Бригитту его товарищи и, связав, повезли к судье. Не долго раздумывал судья. За убийство подлежала Бригитта казни, если не найдется за нее заступника, готового в поединке поддержать ее правоту. Обвинителем выступал брат покойного – рыцарь, которого все боялись. Огромного роста был он, и силы его хватало, чтобы медведя свалить. Никто из замка Бойген не решался принять бой. Ведь в случае неминуемого поражения все равно Бригитта была обречена на смерть. Но случилось опять чудо.

Появился на закате дня всадник неведомый защищать Бригитту. Ошиблись воины, и пробило вражеское копье неведомого защитника насквозь. Думали люди, что падет он насмерть на землю, но он остался в седле. Второе копье пробило его латы, но он не отступил. А в третий раз уже враг его пал с коня бездыханным. Бросились оруженосцы к неведомому рыцарю, но он лишь рукой махнул.

Упали с него доспехи, и люди увидели деревянное лицо и фигуру, вместо человеческих.

– Да это дело ведьмы! – завопил народ и хотел наброситься на Бригитту. Но увели ее прочь в тюрьму, чтобы казнить на следующее утро. В замке Бойген должна была свершиться казнь. Заточили Бригитту в башне и приставили стражу. А ночью протянулись ветви Гинго сквозь решетку и коснулись девушки. Что с ней стало, никто не понял. Только пустой оказалась башня, куда ее заточили. А на вершине дерева распевала песни какая-то звонкая птица.

Опять потекли года. А в ночные часы появлялась в замке одинокая фигура Гинго. Ни с кем больше он не говорил, а лишь кивал да улыбался какой-то тоскливой улыбкой.

– А что теперь? Остались ли следы этого предания, кроме самого дерева Гинго? – спросил я старого привратника, раскуривавшего трубку. Он задумчиво воззрился на меня, а затем задал мне вопрос.

– Уж коли вы знаете всю историю замка, то не могли бы представить этого странного Гинго, что живет вместе с деревом?

– Отчего же, пожалуй. Худощавый человек, со смуглым лицом, высоким лбом, тонкими, слегка удлиненными чертами. Нос с горбинкой, красиво вырезанные ноздри и губы. Чуть выступающий подбородок. Большие темные глаза с какой-то зеленой искоркой в глубине. Блестящие черные волосы, поседевшие на висках. Закутан в старинный плащ, скрывающий одежду… Вот, пожалуй, и все.

Старик глубоко затянулся и пустил струю дыма в воздух.

– Теперь подойдите к дереву с другой стороны и скажите, что там!

Я нерешительно последовал его совету, думая, что меня разыгрывают. С другой стороны толстого ствола Гинго сидел человек, которого я столь отчетливо представил себе минуту назад.

Он смотрел куда-то сквозь меня. Быстрые сумерки спустились на замок. Образ Гинго бледнел и сливался с темнотой. Все неотчетливее становилось видение, пока не исчезло. Ночь пришла в замок Бойген.

Дуб

У Сугдейских берегов над скалистым обрывом стоял старый могучий дуб. Морская соль вместе с пеной, сорванная с волн и принесенная ветром, пропитала его белесоватую кору. Ветви его протянулись над обрывом, словно звали солнечные лучи забраться в самые узкие щели каменного хребта, надвигающегося на море. И по ночам из этих скал вылетали летучие мыши, и на крыльях своих несли они горячий шепот, вздохи и непонятные звуки. Души ли существ, прошедших когда-то по этим землям, напоминали о себе или голоса природы, истомленной зноем, открывали свое сердце ночной прохладе, кто знает.

Только жил в этих местах когда-то Юсуф-бей. Юность свою провел он в скитаниях и сражениях. Говорили, что в свое время служил он турецкому султану и был первым среди янычар, кто удостоился за верность и отвагу получить халат визиря и туфлю с султанской ноги для ношения на груди. Однако не любил о себе рассказывать Юсуф-бей. Устал, видно, от суеты и захотелось ему покоя и простого счастья вдали от людей. Построил он дом над обрывом и привел в него молодую красавицу-жену. Звали ее Гюльсун, и отдал за нее Юсуф-бей на кафском базаре чуть ли не половину своего состояния. Да и то, если б не взялся за свою саблю, потерял бы Гюльсун. Сам паша из Стамбула торговал ее для своего гарема и затем пытался с боем отобрать у соперника.

Поначалу, казалось, счастлив был Юсуф-бей. Редко кто спускался с гор к его дому, который скорее напоминал крепость на скале среди глубоких обрывов. А с моря и подавно нельзя было подняться по скользкому утесу. Не беден был Юсуф-бей, и не нужно было ему возделывать поля или пасти скот. То, что хотел он, доставляли ему редкие соседи и, получая от него золотые монеты, восхваляли его щедрость. Сидел обычно у крыльца своего дома Юсуф-бей, в тени виноградной беседки, курил душистый табак из кальяна, смотрел на море, солнце и радовался жизни: «Зачем я столько дорог истоптал, столько душ загубил, когда мог бы сидеть здесь и ничего другого не желать?» Только напрасно Юсуф-бей думал, что обрел счастье. Как ни баловал он Гюльсун богатыми подарками, как ни старался угодить ей, все зря. Сердце ее было закрыто для мужа. Покорно принимала она свою судьбу, но полюбить его не могла.